– Что-нибудь случилось? – забеспокоился тот.
– Если о наших делах – то нет. – На лице Бертяева появилось подобие улыбки. – Нам даже повезло: Лапшин рассказал, что Тернем сейчас на «тюрположении» и работает в Теплом Стане. Там какой-то секретный институт. Не знаю, можно ли верить – особенно после сегодняшней истории с упырями…
– Спасибо, Афанасий Михайлович, мы… То есть я проверю.
– А насчет упырей… Знаете, Бен, Лапшин редка ошибается. Он ведь назвал настоящие фамилии, и кроме того… Я его слегка разговорил, и он упомянул об одном молодом человеке – сотруднике Большого Дома. По его версии, этого сотрудника похитили то ли упыри, то ли ведьмы… Но этот человек действительно существует, я с ним знаком. И он в самом деле пропал… Извините, что представил вас даме иностранцем: будет меньше вопросов.
– По-моему, сейчас ей не до новых знакомств, – заметил Бен.
Бертяев вздохнул:
– Да. У нее большая беда. Что-то очень плохое случилось с ее другом. Если б я мог помочь… Между нами, порой приходится жалеть, что в Столице нет подполья. «Вандея», думаю, все же утопия… Знаете, Бен, хотел вам сказать потом, но раз пришлось к слову… Не рискуйте, вас здесь не поддержат. Вы видели моих гостей, это не худшие люди. Вы не найдете здесь организованной силы. Разве что мелкие, прячущиеся по углам группки – и то…
– Я понял. – Бен тут же вспомнил странное «Политбюро». – Мы будем осторожны.
– Заходите почаще. – Драматург крепко пожал Бену руку. – Я вас еще ни о чем не расспрашивал, а, признаться, тянет. Да и вам, даст Бог, что посоветую…
На улице моросил дождь. Бен поднял воротник пальто и подал даме руку.
– Спасибо, – проговорила она по-английски, затем внимательно взглянула на молодого человека. – Извините, мистер Бен, вы действительно иностранец?
– Действительно, – охотно сообщил приятель Чифа на чистом русском языке. Я здесь, так сказать, инкогнито…
– Еще раз прошу прощения, мистер Бен. Я, кажется, нарушила вашу конспирацию?
Женщина улыбнулась, на этот раз по-настоящему. Улыбка была приятной, лицо незнакомки сразу же стало красивым.
– Не называйте меня «мистером», пожалуйста, – попросил Бен, чувствуя себя немного неловко. – Просто Бен… или Саша…
Женщина рассмеялась:
– А я подумала, что вы истинный сын Альбиона по имени Бенджамен. Вы действительно похожи на англичанина, Саша…
…Они вышли на Садовое Кольцо и пошли по пустому в этот поздний час тротуару, держась подальше от проносившихся по мокрой улице автомобилей.
– Бен – это от фамилии, Виктория Николаевна. Понимаете, в детстве мне моя фамилия не очень нравилась, а «Бен» – это как-то… – Он чуть было не произнес «по-американски», еще более смутился, и закончил: …по-современному.
– Но вы ведь русский, Саша? Извините, может, я не должна вас расспрашивать…
– Помилуйте! – усмехнулся Бен. – Просто вопрос не такой простой. Но если Фонвизин, Кюхельбекер и Фет – русские поэты, а Романовы Голштейн-Готторпские – русские цари, то почему бы и мне не стать русаком? Я лично не возражаю.
Виктория Николаевна на мгновение остановилась и взглянула Бену прямо в лицо:
– Скажите, Саша… Там, за границей… Они представляют, что здесь происходит? Хотя бы немного?
Бен не знал, что ответить. То, что ему было известно еще в Сент-Алексе, не настраивало на оптимистический лад.
– Боюсь, что нет. Многие, по-моему, просто куплены, а некоторые верят, что здесь идет, так сказать, великий эксперимент.
Женщина кивнула, и по ее лицу Бен понял, что на эту тему больше говорить не стоит.
– А ваши предки, Саша, – из Столицы?
– Из Петербурга, – не без гордости сообщил Бен, – коренная питерская бюрократия. Только мой отец не поддержал семейную традицию – ушел на фронт в четырнадцатом…
Теперь они шли молча. Наконец они оказались у нужного перекрестка и повернули налево. Молодой человек с интересом принялся осматриваться:
пустая, залитая дождем улица и была знаменитым Арбатом. Пройдя пару кварталов, они свернули в небольшой переулок.
– Не бывали еще здесь? – поинтересовалась Виктория Николаевна.
– Нет. Но слыхал немало. Признаться, первое впечатление не вдохновляет…
– Тут надо бывать весной, когда цветет сирень, – вздохнула женщина, – как раз в такое время, когда люди расходятся по домам. Здесь очень тихо… Раньше вечерами на улице играли бродячие музыканты. Я помню старого шарманщика, у него был попугай и настоящая обезьянка. Но их уже давно нет… Знаете, Саша, какое странное совпадение: вам не нравилась ваша фамилия, а мне очень не нравится мое имя. «Виктория» – звучит так по-барабанному! Как название военного корабля. А «Вика» – так это просто ужасно… Друзья помогли – перевели с латинского на греческий.
– Ника? – догадался Бен. – По-моему, очень красиво!
– Ну вот мы и пришли. – Женщина кивнула на чугунные литые ворота двухэтажного особняка, окруженного негустым садом. – Спасибо, что проводили, Саша…
Бен хотел сказать что-то ободряющее, но не нашел нужных слов. Он поцеловал холодную узкую руку и учтиво, по последней тускульской моде, приложил руку к своему кепи…
Чиф оказался на месте. Бен облегченно перевел дух: всю дорогу он боялся, что опоздает и Джонни-бой попадет в лапы опричников с малиновыми петлицами. Лу также успела вернуться. Она сидела за столом, листая толстый медицинский справочник. Бен скинул мокрое пальто и подсел поближе.
– Явился? – поинтересовалась сестра. – Еще позже прийти не мог?
– Ну… Даму провожал, – немного растерялся брат. Лу кивнула:
– Так и знала. Пока мы здесь делом занимаемся…