Чиф пожал плечами:
– В учебнике истории написано – Алексей Николаевич Толстой. К нему обратился академик Глаэенап перед высадкой первой экспедиции в шестнадцатом. Это, кажется, название земли древних этрусков.
– Ну конечно! «Тускуланские беседы» Цицерона, – кивнул Иваныч. – Товарищ Косухин, вы, как я понял, член соцпартии?
– Я член Центрального комитета. Ответственный за работу с «Генерацией». То есть с молодежью.
«Комиссия Политбюро» переглянулась. Товарищ Чижиков неторопливо затушил папиросу в большой бронзовой пепельнице:
– Вы, я вижу, тускуланский Косарев. Хорошо… Кажется, вы обиделись, товарищ Косухин, а настоящие политики не имеют права обижаться. Личных чувств в политике не существует…
Чиф вновь заставил себя сдержаться. Его учили – как какого-то мальчишку. Но этот «Бесо» прав: дело – прежде всего.
– Мы понимаем вас, товарищ Косухин. Сейчас вы, наверное, принимаете нас за выживших из ума бюрократов, играющих в Политбюро, когда надо спасать свои шкуры. Вы думаете, что мы тут ударяемся в интеллигентские амбиции, а тысячи людей гибнут в результате необоснованных репрессий. Но вы не правы. В нашем положении, товарищ Косухин, разумная осторожность никогда не помешает. Предложение тускуланской соцпартии соблазнительно. Мы можем вывести из-под удара многих ни в чем не повинных коммунистов и беспартийных. Но мы не можем отправлять людей в неизвестность…
И тут Чиф наконец сообразил, кого так напоминает ему товарищ Чижиков. Только на широком сильном лице отсутствовали столь привычные усы, да и волосы были не черные, а рыжеватые. Чифу стало не по себе. Двойник? Но зачем? Или на земле предков и диктатуру, и подполье должен возглавлять один и тот же человек?
Наверное, от него ждали какого-то вопроса, но Чиф никак не мог прийти в себя. Кто эти трое? Человек, к которому он приходил утром, был другом отца, он не мог направить в ловушку. Да и на ловушку это не походило…
Тройка, сидящая у вершины «Т», вновь переглянулась. Похоже, его молчание было истолковано совсем по-иному. Чиф вдруг понял, что следует молчать и дальше: это иногда помогает, особенно с подобными мастерами словесных баталий.
– Хорошо, – товарищ Чижиков заговорил первым, – Политбюро обсудит предложение руководства соцпартии Тускулы. Мы выражаем благодарность ее руководству за проявленный им пролетарский интернационализм…
Он умолк, бросив быстрый взгляд на сидевшего слева Тарека, и Чиф вдруг сообразил, что весь разговор продуман этими троими заранее.
– Товарищ Косухин, вы не откажетесь ответить на несколько личных вопросов?
– Иностранный акцент гнома вновь стал заметен.
– Я не женат. – Чиф невольно усмехнулся. Улыбнулись и трое за столом: очевидно, шутить здесь иногда все-таки разрешалось.
– Вы вызвались в эту миссию добровольно?
– Конечно, – Чиф пожал плечами, – на такую работу отправляют только добровольцев.
– И вы сами решили направиться именно в СССР? – Вопрос пришел от Иваныча, и Чиф вспомнил, что это называется «перекрестным допросом».
– Ну… Мы думали начать с Германии. Но потом решили, что здесь ситуация хуже.
– Германия? – Тарек даже привстал. – Очень хорошо! Я могу вам помочь. Это правильно.
– Не спешите, товарищ Тарек. – Насмешливый голос Чижикова заставил карлика умолкнуть и тихо опуститься на стул.
– Выродились на Тускуле? – Вопрос вновь задал Иваныч. – Когда?
– Я родился на Тускуле, в городе Свято-Александровске. – Чиф обреченно вздохнул: пересказывать автобиографию он не любил. – По земному счету в тысяча девятьсот двадцать третьем году…
– Сколько же вам лет? – В голосе Тарека прозвучало искреннее удивление, и Чиф сообразил, что этого они могут и не знать.
– Мне двадцать два года. Между Тускулой и Землей существует разница во времени. У нас оно, ну… течет быстрее раза в полтора. Это открыл еще профессор Семирадский… Правда, теоретически до сих пор еще не все понятно…
– Итак, вы родились на Тускуле в одна тысяча девятьсот двадцать третьем году. – Товарища Чижикова, похоже, не особо интересовали физические теории. – Продолжайте, товарищ Косухин.
– Ну… – Чиф не знал, о чем именно следовало продолжать. На ум пришла собственная анкета. – По происхождению я… в общем-то, из рабочих. Мой отец – Косухин Степан Иванович, участник революционного движения в России, член вашей партии с семнадцатого года. Моя мама – Наталья Федоровна Берг, физик-прикладник, ученица Кюри…
– Жила в Париже. Исчезла в сентябре двадцать первого года, – негромко добавил Тарек.
Чифу стало немного не по себе. Они знали! Тогда к чему этот допрос?
– Не обращайте внимания, товарищ Косухин. – Голос Чижикова прозвучал подозрительно мягко. – Мы все знаем семью физиков Бергов. Расскажите о своем отце. Это ведь он сейчас возглавляет соцпартию…
– Да… – Рассказывать не хотелось, но обрывать разговор не стоило. В конце концов, этим странным людям могло быть просто интересно, не каждый же день бывают подобные беседы!
– Мой отец до революции был слесарем. Участник боев в Столице в октябре семнадцатого. Потом – на фронтах. У него два ваших ордена…
– Боевого Красного Знамени? – уточнил Тарек.
– Да. Ордена вручал ему лично товарищ Троцкий.
– Иудушка Троцкий, – с удовольствием произнес Чижиков.
– Лев Революции товарищ Троцкий, – сжав зубы, повторил Чиф. – Отец был на подпольной работе в Сибири. Выполнял секретное задание во Франции и в Индии…
– И на Тибете… – тихо добавил Тарек, но Чиф уже не обращал внимания.